Just a Game
откопала таки файл с кусками мыслей, написанный еще в деревне.
много буков
бооольшеФакт номер раз: у новорожденных свинят… «Алена, ну какие свинята, поросята же» «Нееее, это свинята» Ну конечно свинята, поросята, это откуда-то из другой реальности, а тут девять маленьких пятнистых свинят, которым в первый же день обрезают клыки кусачками из маникюрного набора. Чтобы не поранили свинью и друг друга. Если не обрезать, или все-таки откусить, зубы сейчас, к трехдневному возрасту, они будут в полфаланги пальца человека.
Факт номер два: у каждого свиненка есть свое свинское титькоместо, которое достается ему в процессе драки за оное и закрепляется за ним навсегда. И если в силу причин, свиненок плохо титьку сосал, то потом из нее вырабатывается меньше должного молока, и свинята все разного размера получаются. Не знаю, может свиненок и может попробовать отвоевать себе место посытнее, но учитывая разницу в размере, у него это вряд ли получится.
Чем отличается сверчок от кузнечика? Кузнечика кто-то в свое время здорово прихлопнул между ладонями, а на сверчка пару-тройку раз основательно наступили, пока бегали за кузнечиком. Сверчки на юге одно что тараканы на Урале. Такие же настырные, вездесущие и многочисленные.
Затем одним хотя бы стоит уезжать в деревню или в лес – любоваться бездонным ночным небом, наполненным мириадами сверкающих звезд. Пафосно? Ничуть – суть истина.
Светлое и долгое будущее, черт возьми!...
Он потом много думал. Много и как-то… мучительно очень. Навзрыд, если так можно выразиться о мыслях.
От мыслей его тошнило, наизнанку выворачивало, но он продолжал думать. Он думал, что мог бы жениться на прелестной, нежной и доброй девушке и прожить всю жизнь с крокодилицей, ничего об этом не подозревая! Он никогда бы ничего не узнал о крокодилице!
«Никогда» - интересное слово. Под стать «вечности».
Он бы и помер ее мужем, в полной уверенности, что они «хорошо пожили», потому что чужая душа потемки! И лучше в них вообще не лезть, в эти потемки, особенно с фонарем, ибо чудовища, привычные к потемкам, пожрут тебя, как только ты к ним сунешься!
Его и пожрали чудовища. Его и его ребенка...
Я не могу жить с людьми, потому что я теперь не знаю, люди это или крокодилы. Я буду один, пока не научусь в этом разбираться. Может быть, этого не произойдет никогда, и, вероятно, именно поэтому личности посильнее меня ударялись в монашество и схимничество. Потому что они боялись крокодилов, что совершенно естественно для людей. Я никогда не смогу никому доверять, я все время буду ждать подвоха, и самых лучших из людей я стану подозревать в том, что они… крокодилы.
Мы спим на кровати, которая когда то оставила у меня на лице весьма немаленький след. Обычная кровать с сеткой-рабицей. Кир уже пытается на ней прыгать. Иногда мы прыгаем на ней вместе, и он заразительно смеется. Это так интересно и здорово – прыгать на кровати. Минутное возвращение в детство. Реально ли встать с такой кровати не производя шума и не разбудив спящего сына. Я изгибаюсь всем телом, пытаюсь плавно перетечь на пол и уже оттуда выползти из комнаты, но все равно скрипит и прогибается сетка и Куруш начинает перекатываться вслед за этими изгибами и недовольно морщится. Потом я медленно иду к двери, скрипя всеми половицами и громко похрустывая всеми суставами, даже теми, которые хрустеть не могут в принципе. Наступаю на игрушки, а уже у самого выхода нога попадает в детский горшок. Весь процесс выхода из комнаты сопровождается неимоверным звуковым фоном. И думается о несправедливом устройстве вселенной и о том, что вполне можно было просто встать с кровати и покинуть комнату, и шума было бы в разы меньше. Но все равно каждый раз я пытаюсь плавно стечь с постели и выползти из комнаты как настоящий шпион. Кто и что там говорил про то, что человек учится на собственном опыте? Наверное, я не тот человек.
Постояв на краю мира с ней на руках, он понял гениальность и трагичность замысла.
Ты совершенен, ты свободен, когда она с тобой. Когда общая кровь ревет в ваших общих венах, общая вселенная распускается странными цветами, а общие крылья выдержат вас обоих. Ты ничто, когда ты один и у тебя свободны руки. Ты можешь махать ими сколько угодно – они все равно не превратятся в крылья.
Все было прекрасно, как будто сказала ему она. Ты был мне нужен, и я была тебе нужна. Все получилось именно так, как должно получится, а это большая редкость! А больше ты ничего не жди. Больше мне нечего тебе дать. У меня есть собственная жизнь, скоротечная, сотканная из мгновений, и я не могу ее тратить на тебя.
Для того чтобы получился огонь, нужно, чтобы молния ударила в землю, чтобы камень ударил о камень. Огонь не бывает сам по себе, он не берется ниоткуда!...
Они вдвоем, и они и есть земля и молния, и поэтому у них есть огонь. Только у них, только сейчас, только вдвоем.
Ты взял меня в плен, ты завоевал меня. Ты ничего не видишь вокруг, кроме всполохов черных молний. Ты ничего не слышишь, кроме рева собственной крови. Ты держишь меня на руках на самом краю мира и закрываешь глаза, потому что знаешь – мы сейчас упадем. Мы упадем оба, и у пропасти нет дна, и нет шанса спастись, и ты не разнимаешь рук, потому что тогда я умру, не долетев, и ты умрешь, и мы не узнаем, каково это – падать вместе. И мы не узнаем, что там, на дне, свет или тьма. Ты делаешь еще один шаг, предпоследний, и знаешь, что последний будет уже в пустоте. Ты боишься, так же, как и я, но, так же, как и я, ты больше не можешь ждать, и я умоляю тебя – шагни, шагни!... И, задержав дыхание, ты бросаешься туда, и я бросаюсь вместе с тобой – и мы падаем вдвоем, на самом краю мира!...
Невкусная вода. Да, полезная, но чертовски невкусная. Пахнущая тухлыми яйцами. Хотя, если подвергнуть ее разнообразным процедурам, навроде отстаивания и последующего охлаждения, то она становится, вкусной и сладкой. Делаешь глоток, катаешь языком его туда-сюда и все ищешь, ну когда же появится привкус. И разочаровываешься когда не находишь, вот ведь в чем парадокс.
Сегодня я видела лебедей. А Люба потом долго шутила, что я все напутала и это были гуси.
У Кинга было поле роз. Розы, благородные цветы. Но все же поле роз это всего лишь жалкое отражение поля огненно красных маков. Почувствую себя Элли (ну или трусливым львом, кому как нравится). Поле роз напоминает сад, запущенный, но сад. В поле маков есть что-то мистическое. И появляется ощущение, что дорога по нему, это начало бесконечного пути.
Я первый раз видела звезды в окне идущего сквозь ночь поезда.
Мне казалось, что мы живем в вакууме на двоих. Круглые сутки вдвоем и никого больше. Я почти уверена была, что мы никого не интересуем, ну приехали городские и приехали, живут себе и живут. И только накануне отъезда я узнала, что любому подошедшему к дому на пушечный выстрел было обещано оторвать ноги…..
Я предполагала, что мир изменится, когда мы приедем, что что-то тут происходило без меня и будет иметь резонанс в который я тем не менее попаду. Но я даже не предполагала, что этот резонанс будет настолько велик. И более того, я даже не предполагала, насколько огромным окажется мой личный резонанс и будет настолько антагонистичен окружающему миру отдельно взятого участка реальности.
много буков
бооольшеФакт номер раз: у новорожденных свинят… «Алена, ну какие свинята, поросята же» «Нееее, это свинята» Ну конечно свинята, поросята, это откуда-то из другой реальности, а тут девять маленьких пятнистых свинят, которым в первый же день обрезают клыки кусачками из маникюрного набора. Чтобы не поранили свинью и друг друга. Если не обрезать, или все-таки откусить, зубы сейчас, к трехдневному возрасту, они будут в полфаланги пальца человека.
Факт номер два: у каждого свиненка есть свое свинское титькоместо, которое достается ему в процессе драки за оное и закрепляется за ним навсегда. И если в силу причин, свиненок плохо титьку сосал, то потом из нее вырабатывается меньше должного молока, и свинята все разного размера получаются. Не знаю, может свиненок и может попробовать отвоевать себе место посытнее, но учитывая разницу в размере, у него это вряд ли получится.
Чем отличается сверчок от кузнечика? Кузнечика кто-то в свое время здорово прихлопнул между ладонями, а на сверчка пару-тройку раз основательно наступили, пока бегали за кузнечиком. Сверчки на юге одно что тараканы на Урале. Такие же настырные, вездесущие и многочисленные.
Затем одним хотя бы стоит уезжать в деревню или в лес – любоваться бездонным ночным небом, наполненным мириадами сверкающих звезд. Пафосно? Ничуть – суть истина.
Светлое и долгое будущее, черт возьми!...
Он потом много думал. Много и как-то… мучительно очень. Навзрыд, если так можно выразиться о мыслях.
От мыслей его тошнило, наизнанку выворачивало, но он продолжал думать. Он думал, что мог бы жениться на прелестной, нежной и доброй девушке и прожить всю жизнь с крокодилицей, ничего об этом не подозревая! Он никогда бы ничего не узнал о крокодилице!
«Никогда» - интересное слово. Под стать «вечности».
Он бы и помер ее мужем, в полной уверенности, что они «хорошо пожили», потому что чужая душа потемки! И лучше в них вообще не лезть, в эти потемки, особенно с фонарем, ибо чудовища, привычные к потемкам, пожрут тебя, как только ты к ним сунешься!
Его и пожрали чудовища. Его и его ребенка...
Я не могу жить с людьми, потому что я теперь не знаю, люди это или крокодилы. Я буду один, пока не научусь в этом разбираться. Может быть, этого не произойдет никогда, и, вероятно, именно поэтому личности посильнее меня ударялись в монашество и схимничество. Потому что они боялись крокодилов, что совершенно естественно для людей. Я никогда не смогу никому доверять, я все время буду ждать подвоха, и самых лучших из людей я стану подозревать в том, что они… крокодилы.
Мы спим на кровати, которая когда то оставила у меня на лице весьма немаленький след. Обычная кровать с сеткой-рабицей. Кир уже пытается на ней прыгать. Иногда мы прыгаем на ней вместе, и он заразительно смеется. Это так интересно и здорово – прыгать на кровати. Минутное возвращение в детство. Реально ли встать с такой кровати не производя шума и не разбудив спящего сына. Я изгибаюсь всем телом, пытаюсь плавно перетечь на пол и уже оттуда выползти из комнаты, но все равно скрипит и прогибается сетка и Куруш начинает перекатываться вслед за этими изгибами и недовольно морщится. Потом я медленно иду к двери, скрипя всеми половицами и громко похрустывая всеми суставами, даже теми, которые хрустеть не могут в принципе. Наступаю на игрушки, а уже у самого выхода нога попадает в детский горшок. Весь процесс выхода из комнаты сопровождается неимоверным звуковым фоном. И думается о несправедливом устройстве вселенной и о том, что вполне можно было просто встать с кровати и покинуть комнату, и шума было бы в разы меньше. Но все равно каждый раз я пытаюсь плавно стечь с постели и выползти из комнаты как настоящий шпион. Кто и что там говорил про то, что человек учится на собственном опыте? Наверное, я не тот человек.
Постояв на краю мира с ней на руках, он понял гениальность и трагичность замысла.
Ты совершенен, ты свободен, когда она с тобой. Когда общая кровь ревет в ваших общих венах, общая вселенная распускается странными цветами, а общие крылья выдержат вас обоих. Ты ничто, когда ты один и у тебя свободны руки. Ты можешь махать ими сколько угодно – они все равно не превратятся в крылья.
Все было прекрасно, как будто сказала ему она. Ты был мне нужен, и я была тебе нужна. Все получилось именно так, как должно получится, а это большая редкость! А больше ты ничего не жди. Больше мне нечего тебе дать. У меня есть собственная жизнь, скоротечная, сотканная из мгновений, и я не могу ее тратить на тебя.
Для того чтобы получился огонь, нужно, чтобы молния ударила в землю, чтобы камень ударил о камень. Огонь не бывает сам по себе, он не берется ниоткуда!...
Они вдвоем, и они и есть земля и молния, и поэтому у них есть огонь. Только у них, только сейчас, только вдвоем.
Ты взял меня в плен, ты завоевал меня. Ты ничего не видишь вокруг, кроме всполохов черных молний. Ты ничего не слышишь, кроме рева собственной крови. Ты держишь меня на руках на самом краю мира и закрываешь глаза, потому что знаешь – мы сейчас упадем. Мы упадем оба, и у пропасти нет дна, и нет шанса спастись, и ты не разнимаешь рук, потому что тогда я умру, не долетев, и ты умрешь, и мы не узнаем, каково это – падать вместе. И мы не узнаем, что там, на дне, свет или тьма. Ты делаешь еще один шаг, предпоследний, и знаешь, что последний будет уже в пустоте. Ты боишься, так же, как и я, но, так же, как и я, ты больше не можешь ждать, и я умоляю тебя – шагни, шагни!... И, задержав дыхание, ты бросаешься туда, и я бросаюсь вместе с тобой – и мы падаем вдвоем, на самом краю мира!...
Невкусная вода. Да, полезная, но чертовски невкусная. Пахнущая тухлыми яйцами. Хотя, если подвергнуть ее разнообразным процедурам, навроде отстаивания и последующего охлаждения, то она становится, вкусной и сладкой. Делаешь глоток, катаешь языком его туда-сюда и все ищешь, ну когда же появится привкус. И разочаровываешься когда не находишь, вот ведь в чем парадокс.
Сегодня я видела лебедей. А Люба потом долго шутила, что я все напутала и это были гуси.
У Кинга было поле роз. Розы, благородные цветы. Но все же поле роз это всего лишь жалкое отражение поля огненно красных маков. Почувствую себя Элли (ну или трусливым львом, кому как нравится). Поле роз напоминает сад, запущенный, но сад. В поле маков есть что-то мистическое. И появляется ощущение, что дорога по нему, это начало бесконечного пути.
Я первый раз видела звезды в окне идущего сквозь ночь поезда.
Мне казалось, что мы живем в вакууме на двоих. Круглые сутки вдвоем и никого больше. Я почти уверена была, что мы никого не интересуем, ну приехали городские и приехали, живут себе и живут. И только накануне отъезда я узнала, что любому подошедшему к дому на пушечный выстрел было обещано оторвать ноги…..
Я предполагала, что мир изменится, когда мы приедем, что что-то тут происходило без меня и будет иметь резонанс в который я тем не менее попаду. Но я даже не предполагала, что этот резонанс будет настолько велик. И более того, я даже не предполагала, насколько огромным окажется мой личный резонанс и будет настолько антагонистичен окружающему миру отдельно взятого участка реальности.
-
-
03.07.2009 в 11:17Почла с удовольствием.